С самого своего возникновения экзистенциальная философия акцентировала внимание на совокупности категорий, которые "выпали" из наиболее распространенных и известных философских систем классической немецкой философии. Так, уже в 1840-е годы панлогизму Гегеля датский философ Серен Аабье Кьеркегор (1813-1855) противопоставил
категорию существования (экзистенции), как олицетворение личности того, кто философствует. Он ввел в тогдашнюю философию понятие «страх», «отчаяние», «решимость», «досада», «абсурд», «беспокойство». Кьеркегор - религиозный христианский философ. Он считал, что любое христианское познание - это беспокойство. Но беспокойство - это истинное бытие человека и отношение к жизни, в то время как беспристрастность наук - фарс тщеславия.
Категория отчаяния занимает одно из ведущих мест в его работе. Поскольку отчаяние - это болезнь духа, то возможны три образа отчаяния: 1) отчаявшийся, не осознает своего Я (неистинный отчаяние) 2) отчаявшийся, что не желает быть собой, 3) отчаявшийся, который желает быть в отчаянии. Поэтому существуют два вида настоящего отчаяния. Во-первых, нежелание быть самим собой, то есть желание избавиться своего Я. Во-вторых, отчаянное стремление быть самим собой. Всякий отчаяние наконец решается в этом стремлении и к нему приводит. Отчаяние возникает от безнадежности, от осознания невозможности даже умереть. «Для того, чтобы умереть от отчаяния как от болезни, нужно, чтобы наследовать у нас, в этом Я, могло умереть, как умирают от болезни тела. Жалкая химера! В отчаянии "умирать" постоянно превращается в "жить" ». Отчаяние не может поглотить моей вечности, что именно его питает. Но отчаяние выступает как самоуничтожение, уничтожение своего Я. Человек непрерывно возобновляет свою боль, потому что она непрерывно собирает в настоящем отчаяние прошлого, а это - болезнь Я.
Кьеркегор заметил одну очень важную вещь. Отчаиваясь в чем-то, человек по сути теряет веру в себя, и стремится избавиться от своего Я. Честолюбец желает быть или Цезарем, или никем. Но быть Цезарем не произошло. Честолюбец впадает в отчаяние. В то же время, не став Цезарем, невыносимо быть самим собой, таким несостоятельным. «Присмотревшись внимательнее, мы обнаруживаем, что для него невыносимо не то, что он не стал Цезарем, но именно это Я, которое ним не стало, или, точнее, для него невыносимо, что он не может избавиться от своего Я. Он смог бы это сделать, если бы стал Цезарем ». В целом получается замкнутый круг, тавтология. Стать собой нельзя, так как ты не знаешь, что такое быть собой. И становясь Цезарем, ты лишаешься своего Я. Потому что Цезарь - это не-Я.
Квинтэссенция всякого отчаяния такая: разочароваться в себе, разочароваться в желании избавиться себя. Таким же образом впадают в отчаяние те, кто разочаровался в желании быть самим собой. Никто не свободен от отчаяния, считает Кьеркегор. В каждом, в глубине находится беспокойство, тревога, дисгармония, страх перед чем-то неизвестным. Страх перед чем-то таким, о чем не смеешь признаться и страха перед самим собой или перед чем-то внешним.
Верующий видит и постигает свою гибель, но он верит. И это уберегает его от гибели, считает Кьеркегор. Он оставляет Богу все, что касается помощи. Он довольствуется тем, что верит в то, что все возможно Богу. Верить в свою гибель невозможно. Можно только по-человечески понимать, что это гибель, и одновременно верить в возможное - это вера. Бог и приходит на помощь верующему, помогает ему ускользнуть от ужаса. Тому, кто веру, надо кричать: возможного, возможного! «В возможном верующий сохраняет вечную и надежную противоядие от отчаяния; потому что Бог может все в любой момент. В этом и заключается здравый смысл веры, решает противоречия ... Недостаток возможного и означает, что все стало для нас необходимостью или банальностью ».
Отчаяние - это грех, делает вывод Кьеркегор, а самый грех - это либо слабость, или вызов. Грехом для христианина мечтать, вместо того, чтобы быть. Верить, значит, будучи собой, и желая быть собой, погрузиться в Бога через личное ясное понимание. И не надо доказывать истинность веры в Бога, искать доказательств бытия Бога. Истинно верующий человек, вдохновленная верой, всегда в нападении, верующий - всегда победитель.
Традиции экзистенциализма получили дальнейшее развитие лишь в ХХ веке, когда интерес к анализу проблем человеческого существования (экзистенции) широко интереса. Значительный вклад в развитие этого направления сделали Лев Шестов, Карл Ясперс, Жан-Поль Сартр, Альбер Камю и другие мыслители.
Жан-Поль Сартр (1905-1980) - французский мыслитель-экзистенций-алисты, известен как талантливый писатель и драматург. В своих художественных произведениях «Тошнота», «Стена», в пьесах «Мухи», «Дьявол и Господь Бог» Сартр акцентировал внимание на основных категориях экзистенциализма: тошнота, страх, досада, решимость, закиненисть в мир, свобода и т.д..
Мы повседневно размышляем о свойств нашего существования. Но, «что значит" существовать "?», - Задается вопросом Сартр. Мы регистрируем окружающие нас вещи, но мы не чувствуем, что они существуют, особо не задумываемся над этим, считая, что вещи нам только принадлежат. Мы пользуемся вещами, берем их в руки. А обычное существование скрывается от нас, хотя оно здесь, оно вокруг нас и в нас, оно - мы сами, но прикоснуться к существованию нам не дано. Все дело в том, что мы привыкли мыслить в категориях принадлежности. Но вдруг, замечает Сартр, существование сбрасывает с себя покровы, теряет безобидность абстрактной категории и обнаруживает в себе самую плоть вещей. Корень вещей - в их существовании.
Пестрота вещей, разнообразие индивидуальностей их оказываются лишь видимостью: «Лак облез, остались удивительные, вязкие и беспорядочные массы». А это и есть существование. Сартр нашел: существовать, значит поддаваться. Все мы представляем собой массу существований, которые сами себе мешают, сами себя сжимают. У нас нет никаких оснований находиться здесь, потому каждый существующий смущенно и безотчетно обеспокоен, чувствует себя лишним отношению к другим.
Лишний - вот единственная связь, который оказывается Сартром между деревьями, камнями, оградой парка, рядами. И человек такой же лишняя. Осознание этого - побуждение к тому, чтобы покончить счеты с жизнью, истребить хотя бы одно из этих никчемных существований. Но и смерть была бы излишней, как труп, как кровь на камнях и траве. В эти минуты герой «Тошноты» четко осознает: «Я был лишним в веки веков».
Существование не является необходимостью, замечает Сартр. Это значит быть здесь, только и всего. В существовании, которые оказались перед нами, мы не видим закономерности. Преодолевая случайность, которую они обнаружили, люди придумали существо необходимую и самодостаточную. Но это не спасает от рока случайности, беспричинности. Все беспричинное: этот парк, этот город и ты сам. Когда человек осознает это, все плывет перед глазами и ее мутит, - вот это и есть тошнота. Ни у кого нет права на существование, заявляет Сартр. Люди в глубине души чувствуют, что они - лишние, что они бесформенные, расплывчатые и унылые. Сартр видит, что многие не хотели бы существовать, но они не могут не существовать, вот в чем загвоздка.
Но можно вырваться из вязкости и расплывчатости существования? Сартр предлагает все-таки попробовать сделать что-то неподвластное существованию. Скажем, у не лучших жизненных обстоятельствах, когда все в жизни идет вкривь и вкось, угнетают долги и где-нибудь в Нью-Йорке душным июльским вечером подавляет жара, человек пишет песню. Человек рассчитывала получить всего полсотни долларов, но песня получилась, и певица вдохновенно поет ее, а мы с удовольствием слушаем. И эти оба - уже отмытые от греха существование, насколько это дано человеку. А можно написать сказку, которая была бы прекрасной и твердой будто сталь, чтобы люди устыдились своего существования. И когда ты поймешь, что написал, ты поймешь, что ты есть, и ты захочешь быть. Потому что ни один существующий не может оправдать существование другого. Человек должен сам делать свой выбор и сам делать свою судьбу.
Наиболее обостренно чувствует человек, каждая вещь имеет свое существование в пограничной ситуации между жизнью и смертью. Чем ближе минута смерти, наблюдает приговорен к расстрелу молодой человек, тем более зримое отчуждение от него вещей («Стена»). Вещи вроде удаляются, их очертания размываются. К расстрелу остается несколько часов и человек видит смерть повсюду, а особенно в вещах. Здесь, в пограничной ситуации, человек теряет надежду на бессмертие. И если бы даже объявили, что ее помиловали, это уже не нарушило бы ее безразличия, равнодушного спокойствия.
Человек заброшенный в мир, потому что никто из нас не просил, чтобы нам дали существования в мире. Так, человек заброшена, ей не на что опереться ни в себе, ни снаружи. И у нее нет оправданий. Существование предшествует сущности. Есть навсегда данной человеческой природы, утверждает Сартр. И нет детерминизма. Человек свободен, а потому человек - это свобода, и она осуждена быть свободной. Осужденная, потому что не сам себя создал. Свободная том, что будучи однажды заброшенный в мир, сам отвечает за все, что делает, за свое будущее.
Тревога - важное понятие в экзистенциализме. И человек - это тревога. Тот, кто решился на что-то, выбирает не только свое собственное бытие. Он еще и законодатель. Он выбирает одновременно с собой и все человечество. Он не может избежать чувства полной и глубокой ответственности. Выбирая бытия, человек выбирает и всех людей, которые отвечают ее понятию блага. А потому мой выбор затрагивает всех людей, хотя это выбор только моего личного мира. Человек не может реализовать себя, находясь в одиночестве, путем погружения в самого себя. Сартр считал, что человек должен сам найти себя и убедиться, что ничто не может спасти ее от себя, даже доказательства существования Бога.
Экзистенциализм - это оптимизм, учение о действии. И он не ввергает человека в отчаяние. Человек не должен отдаваться бездействия: сначала человек должен решить, а затем действовать, указывает Сартр. Мы можем принимать во внимание лишь то, что зависит от нашей воли. Учтем и то, что всегда существует и сумма вероятностей, которые делают возможным наше действие.
Альбер Камю (1913-1960) - выдающийся французский писатель и драматург, философ-экзистенциалист. Происходил из семьи сельскохозяйственных рабочих в небольшом городе во французском Алжире. В 1957 г. за свои литературные произведения был удостоен Нобелевской премии.
Камю отмечал, что важнейшие истины о себе и мире человек открывает не путем научного познания, но посредством чувства, которое бы высвечивает ее существования, «бытие-в-мире». Вопрос о смысле жизни Камю считал самым неотложным из всех вопросов. И тогда: «Есть лишь одна по-настоящему-нем серьезная философская проблема - проблема самоубийства». Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, - значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Самоубийство, по мнению Камю, всегда рассматривали исключительно как феномен социальный. Сам он склонен вопрос самоубийства связать с мышлением индивида, поскольку самоубийство проходит длительную подготовку в немой тишине сердца. Покончить с собой - значит признать, что жизнь завершенное, оно стало непонятным.
Самоубийство - это признание согласия с собственными пределами. Человек как бы отдается предложенной ей истории. Видя впереди ужасное будущее, она падает в него. Самоубийство также решение абсурда, но оно делает абсурдной даже саму смерть. «Миф о Сизифе» и является его попытка понять связь между абсурдом и самоубийством. Ведь мало кто идет на самоубийство, большинство надеются. Впрочем мир не просто абсурден, глуп. Абсурдно столкновение между иррациональностью и желанием ясности. Абсурдность порождается сравнением намерения и реальности, действия и мира, лежащего за его пределами. По своей сути абсурд - это раскол. Камю уверен: «Счастье и абсурд неотделимы». Ибо одно рождается из другого.
Именно поэтому и образ мифического Сизифа у Камю предстал в неожиданном ракурсе. Как известно, боги присудиды Сизифу поднимать огромный камень на вершину горы, откуда эта глыба неотвратимо скатывалась вниз. Боги считали, что нет более ужасной казни чем безнадежная и оставлены пользы труд. Конечно, Сизифа можно считать вечным тружеником ада. Но, все-таки, Сизиф - это не вечный труженик ада, у него есть и тихая радость. Он понял, что сам создал свою судьбу, а потому нет напередвизначення. Человек, осознавший абсурдность мира, считает Камю, способен осознавать себя обладателем своих дней. В ту неуловимое мгновение, когда человек оглядывается на прожитую жизнь, она признает его как судьбу, созданную собственными руками. А потому Сизиф берет камень и снова закатывает его на гору. И он знает, что сможет поднять камень на гору снова и снова. Это ему подвластно.
Сам Камю стремился социальной справедливости, а потому современный мир вызвал у него много протеста и это производило попытки сравнивать. О какой казнь могла бы идти речь, если Сизифа на каждом шагу поддерживала надежда на успех? Современный труженик так живет всю свою жизнь, и его жизнь не менее трагическое. Но он трагический только тогда, когда становится сознательным. Подавляющее большинство жизни современный труженик не знает о печальной свою судьбу, в отличие от Сизифа, пролетария богов, который хотя и бессилен бунтовщик, но знает, что любую судьбу можно преодолеть презрением.
Свобода - важная категория экзистенциализма. Вот и Камю подчеркивает, что единственная доступная нашему познанию свобода есть свобода ума и действия. До встречи с абсурдом повседневная человек оценивает свои шансы на лучшую жизнь и верит, что в ее жизни еще многое наладится. Все в его жизни полна содержания и вдруг в жизнь врывается ветер абсурда, который ледяную душу. Вдруг оказывается, что нет высшего свободы, свободы быть. Смерть становится единственной реальностью, потому что у меня нет свободы продлить бытие. Да и какая свобода, если у меня нет вечности? !
Камю пишет: «Абсурд развеял мои иллюзии: завтрашнего дня нет. И отныне это стало основой моей свободы ». Так, все дело в том, чтобы пробудиться от сновидений повседневности, прийти к пониманию свободы как свободы действия. Значимое философское эссе Камю «Мятежный человек». Бунт порождается осознанием увиденной бессмысленности, осознанием несправедливой судьбы человеческой. Бунт хочет, чтобы скандальный состояние мира прекратилось. Цель бунта - преобразования. Проблема однако в том, что преобразование предполагает действие, уже завтра может привести к убийству. А бунт не может знать законное оно ли законно. Поэтому свои действия бунт должен узаконить, исследуя себя. Человек - единственное существо, которое отказывается быть тем, что она есть. И проблема в том, чтобы знать, не может такой отказ привести лишь к уничтожению других и самого себя. Поэтому бунт должен сам себя исследовать, а опыт двух веков его истории позволяет это сделать.
Для Камю важно понять, кто бунтарь. Это человек, который говорит «нет». Раб долго молчал, погрузившись в отчаяние. Однако неожиданно бунтарь делает решительный шаг, говорит «нет»!, Отталкивает то, что угнетает его индивидуальность. Он сам устанавливает предел, до которого он согласен терпеть угнетения. Раб, до этого жил компромиссами, вдруг впадает в непримиримость: «Все или ничего». Именно в этом эссе Камю хотел показать реальность логического преступления, характерного для нашего времени, времени господства идеологий. Знаменательно, что идеология не признает только чужих. И здесь оправдано убийство, поскольку олицетворением власти выступают нигилизм и абсурд. Если человек признает бессодержательной и несправедливой человеческую судьбу - она бунтует. Бунт - это дело человека, который уже знает, твердо осознает свои права. В бунтарском порыве страдания приобретает характер коллективного существования. Зло, которое пережила один человек, становится чумой, которая заразила всех. Человек перестает быть одинокой, она обнаруживает в себе причастность к общественности. А потому: «Я бунтую, следовательно, мы существуем».
Камю признал истинность определения Филофея ОьНедди: "Свобода - это страшное слово, написанное на колеснице бурь". Все бунтари стремились к свободе, но предполагали, что временно, ради справедливости, можно отказаться от свободы. Чем тотальным виделось бунтарям освобождения, тем больше становились жертвы. Будучи непосредственным свидетелем событий 1930-50-х годов, Камю это заметил. Так, стремление большевиков освободить от эксплуатации народы России привело к десяткам миллионов жертв. Это - очевидное противоречие, и оно оставляет революционеров счастья и надежды. Анализируя революционное движение, мы увидим в нем отчаянную и кровавую попытку утвердить человека наперекор тому, что ее отрицает. Камю уверен, что все, так называемый революционное движение, в Европе XIX в. был лишь чередой бунтов. То, что называли освобождением рода человеческого, было лишь попыткой самоутверждения человека. Действительно, если бы один-единственный раз настоящая революция состоялась, то истории больше не было, а была бы блаженная единство и утолена смерть. Именно к этому и предпочитает сделать революция ХХ в.