Сегодня Францию в отличие от России можно в полной мере назвать страной с правовой системой, базирующейся на детерминантах континентально-европейского стиля правового мышления, то есть образа (манеры)
интеллектуальной деятельности в юридической сфере, где доминирует внешний по отношению к социальной среде (как правило, законодательный) способ правообразования, а генезис и институционализация имеют европейский, а не островной характер. Генерация французской правовой системы представленной выше групповой направленности возникла в ХУІІ веке и пришла на смену детерминантам традиционного (обычно-правового) способа правообразования. В пользу этого утверждения говорят исторические факты, подтверждающие появление именно нормативно-правовых регуляторов общественных отношений, прежде всего ордонансов. В этом же столетии в Сорбонне впервые в истории страны открывается кафедра французского права (1679 г.). Окончательное укоренение на французской социальной почве кон-тинентально-европейского стиля правового мышления произошло в конце ХУІІ столетия, когда правовой сепаратизм кутюмов ушел в небытие, уступив место доктрине единства правовой системы Франции. Такому во многом судьбоносному повороту в своей истории Франция обязана, безусловно, политическим событиям 1789 г. Отныне только закон был вправе ограничивать свободу индивида, он же гарантировал равенство граждан в реализации их личных и имущественных прав. Как отмечают французские авторы, вслед за созданием первых кодификационных актов французская юриспруденция впала в настоящую «мистическую зависимость от закона»1. В последующие периоды развития собственной правовой системы Франция в целом не отступала от избранного ранее пути. Вектор ее развития вплоть до современного этапа онтологизации можно назвать эволюционным. Ей не были свойственны те скачкообразные революционные преобразования национального правопорядка, которые потрясали отечественную правовую систему. Однако означает ли тот факт, что, если во Франции укоренился преимущественно внешний по отношению к социуму способ правообра-зования, то французская правовая система испытывала на себе влияние исключительно юридического позитивизма? Положительный ответ на этот вопрос будет достаточно простым, но не совсем правильным и точным. Анализ французской правовой доктрины Х^І-ХХІ ст. позволяет говорить сразу о нескольких диалектически единых направлениях в социальной науке, ставших идеологическим базисом для одноименной правовой системы.
Какова же природа указанных социальных доктрин и в чем проявляется функциональная направленность их преломления? Исторически первой крупной социальной доктриной, оказавшей первостепенное детерминирующее воздействие на формирование континентально-европейского стиля правового мышления во Франции, стала социальная платформа эпохи Просвещения, и прежде всего доктрина «рационалистического естественного права», рассматривающая содержание права с позиции существования естественного права как выражения разумной природы человека. Ярким выразителем идей этого этического направления стал Ш.-Л. Монтескье.
Помимо доктрины «рационалистического естественного права», эпоха Просвещения дала континентально-европейскому стилю правового мышления и другие немаловажные генетические основы. Именно в этот период убедительно проявил себя «юридический мистицизм», то есть социальная доктрина, воспринимающая правовой феномен (в субъективном и объективном значении этого слова) как некую догму, не имеющую под собой рациональных обоснований. Когда Ж.-Ж. Руссо в «Общественном договоре» пишет, что «l homme est né libre», то есть «человек рожден свободным», мы имеем дело с декларацией как раз такого догматического порядка. В данном случае на общем фундаменте юснатурализма французская правовая система получила догму чисто юридического порядка. Именно эта догма, декларирующая неотчуждаемость ряда субъективных прав личности (права на жизнь, на достоинство личности, на свободу и etc.) стала для вершителей Великой французской революции надежной идеологической платформой и руководством к действию. Благодаря ее реализации Франция смогла стать пионером в европейском территориальном пространстве в деле юридического провозглашения и закрепления основ правового статуса «человека свободного». Мы имеем здесь в виду, конечно же, принятие Национальным Учредительным собранием в августе 1789 г. Déclaration des Droits de l'Homme et du Citoyen.
Революционные события 1789 г. оказали решающее влияние не только на развитие французской политической, но и правовой системы. Революционные набаты, по сути, были похоронными маршами традиционному феодальному праву Франции. При этом если первое десятилетие после Великой французской революции прошло под эгидой естественно-правового этического учения (в самых различных его проявлениях), то начало ХІХ в. ознаменовало появление совершенно нового для французской правовой системы идеологического базиса — «юридического фетишизма». Отчасти это этическое направление можно назвать одним из многочисленных вариантов внешней объективации «юридического мистицизма». Но в отличие от аналогичного направления в естественно-правовой школе права (речь о котором шла выше) «юридический фетишизм» начала ХІХ в. во Франции имел совершенно иные генетические корни. Ослепленные политическими событиями конца Х^ІІ в., французские законотворцы искренне уверовали в то, что смогут создать неоспоримые юридические предписания, а создав некий комплекс правовых норм, возвели их в разряд догмы и фетиша. Фетишем в данном случае выступили знаменитые «les cinq codes» (пять кодексов): Code Civile 1804 г., Code de procedure Civile 1806 г., Code de Commerce 1807 г., Code d instruction Criminelle 1808 г., Code Penal 1810 г.
Прямым следствием иституционализации на французской идеологической правовой карте такого этического течения, как «юридический фетишизм», стало появление «экзегетической школы толкования»1 («L École de l exégèse»).
Оценивая представленную выше идеологическую платформу «юридического фетишизма», следует отметить, что ее детерминанты получили дальнейшее развитие во французской правовой системе (вплоть до настоящего времени), эволюционируя в юридический догматизм менее строгого порядка. Однако принципиальная недооценка потенциала диалектического развития правового феномена, его определение как заданного явления вне влияния временных факторов, способного решить все проблемы регламентации общественных отношений настоящего и будущего, изначально поставили под угрозу беспощадной (и вполне оправданной!) критики весь комплекс теоретических конструкций «юридического фетишизма». Именно этот априорный изъян сугубо догматического порядка стал основной причиной появления на идеологической сцене французской правовой системы нового подхода к существу правового феномена. Этим подходом стало социологическое учение о праве2. Его апологетами стали Ф. Жени, Р. Салейль, Э. Ламбер. Эпохальным событием следует считать выход в свет работы Ф. Жени, посвященной проблемам юридической интерпретации, «Méthode d interprétation et source en droit privé positif», в которой не только было представлено социологическое виденье существа правового пространства, что делалось и ранее, но предлагался принципиально новый метод толкования юридических предписаний — «méthode de la libre recherce scintifique» («свободного научного поиска»).
Что же касается современного периода развития континентально-европейского стиля правового мышления во Франции3, то он, на наш взгляд, проходит под эгидой «неотечений» этического порядка. Мы имеем в виду здесь прежде всего неореалистические правовые конструкции и идеологические базисы юридического неофетишизма.
Своеобразие неореализма Франции заключается в том, что, с одной стороны, это течение, впитав в себя конструктивные основы нормативизма Ганса Кельзена, упрочило позиции системообразующей линии континентально-европейского стиля правового мышления, а с другой — явило юридическому миру достаточно своеобразную теорию толкования «Théorie réaliste de l interprétation»4 (TRI). Отправной точкой этой теории следует считать тезис о том, что тексты закона носят неопределенный характер («principe de l indetermination textuelle»), а нормы права — нет («principe de determination normative»)5. Таким образом, в эпоху современного неореализма французская правовая система столкнулась с опасностью, о которой предупреждал Ф. Жени еще в конце ХІХ в., когда критиковал представителей «L École de l exégèse» за открытие дороги к субъективизму судей под маской поиска и утверждения мистической воли законодателя.
Что касается оценки «юридического неофетишизма», институционализировавшегося во Франции с середины ХХ в., то он, на наш взгляд, приобрел прежде всего международно-правовой генезис. Если ранее, в эпоху создания «les cinq codes» национальное право становилось той панацеей, с которой французские юристы связывали решение всех проблем юридической зоны действия, то начиная с середины ХХ в. таким фетишем стало выступать международное гуманитарное право.
Подводя итоги, отметим следующее. Со времени первых шагов французской правовой системы по пути институционализации континентально-европейского стиля правового мышления (ХУІІ в.) эта общественная подсистема испытала на себе влияние таких крупных идеологических детерминант: доктрина «рационалистического естественного права»; «юридический догматизм»; «юридический мистицизм»; социологическое учение о праве; «юридический неофетишизм» наднационального характера действия.