С начала литературной деятельности Чарльза Диккенса прошло почти два столетия. За это время произведения писателя выдержали испытания жестоких периодов мировой истории. При жизни его называли «the Inimitable» - «несравненный», это стало бы титулом любимца читателей, а в XX в. о нем писали как о «а Novelist for All Seasons» - «романиста для всех времен».
Основные черты мировоззрения и художественной системы. Читатели любят Диккенса том, что он был художником огромного, необычного таланта, окрыленного добротой и искренней любовью к людям. Его доброта было не созерцательной, а активной, действенной. Писатель хорошо знал жизнь и видел в нем все темное, злое и неприятное, но пытался сохранить оптимизм. Он показывал преимущество добра в человеке, дарил читателю большой заряд радости и смеха, которые так часто освещают страницы даже печальным его произведений. Как писал известный английский писатель Дж. К. Честертон: «Пафос всего его творчества - радость жизни, а художественное преувеличение - вполне необходимое свойство большой литературы радости».
Писатель привлекает читателя и своим юмором, и своей вездесущей иронии. Приключения мистера Пиквика вызывают веселый смех, а, например, «Американские заметки» и «Жизнь и приключения Мартина Чезлвита» полны злой язвительной иронии. Диккенс был великий мастер смеха во всех его проявлениях и нюансах - смеха теплого и чувствительный, нежный и обличительного. Ему были одинаково подвластны снисходителен шутку и сатира или сарказм. Он, как никто, умел разобраться в психологии негодяев и святош. На противопоставлении внешние приличия и внутренней подлости построены десятки негативных образов в его книгах. Образы негодяев у него такие выразительные, запоминающиеся навсегда. Это зловещие злодеи Скрудж («Рождественские рассказы») и чудовище Квилп («Лавка древностей»), воплощение корысти и коварства - лицемер Пекснифа («Жизнь и приключения Мартина Чезлвита»), учитель-тиран и невежда Сквирс («Жизнь и приключения Николаса Никклби »), циничный эксплуататор и демагог фабрикант Баундерби (« Тяжелые времена »), фальшивый смиренник и карьерист Урия Гип (« Дэвид Копперфилд ») и многие другие. Имена некоторых из них стали нарицательными именами. Так, например, образ мистера Пекснифа занял «достойное» место в ряду самых известных ложных лицемеров мировой литературы, как Тартюф Мольера или Иудушка Головлев Салтыкова-ИЦедрина. Создавая отрицательные персонажи, Диккенс использовал такие художественные приемы, как гротескное заострение, гиперболизацию до почти фантастического преувеличения, карикатурное выпячивание ведущей черты характера, сгущение красок и резкие контрасты и т.д..
Однако в сердце Диккенса были и неисчерпаемые запасы нежности и милосердия. Тот, кто читал «Домби и сына», никогда, наверное, не забудет смерть маленького Поля, одинокой ребенка, так хотела тепла и ласки и которую строгий, безжалостный отец пытался научить своей морали эксплуататора. Помните? Омрачен взгляд больного мальчика, белые стены комнаты-карцер и лучи света, солнечные зайчики на потолке, солнечные волны, которых ему так не хватало в жизни и к которым уже невмоготу протянуть ладони. А история маленькой Нелл из «Лавки старожит-ностей»! Старый сумасшедший дед и хрупкая девочка - беззащитны в жестоком мире собственников, гонимые бесконечным путем, который никуда не ведет. Нельзя без волнения и сочувствия читать и о детстве Дэвида Копперфилда - восьмилетнего рабочего в мастерской, где производят гуталин или о маленькой Доррит, которая несет на своих узких плечах ответственность за судьбу всей семьи, или о трагическом прозябание мальчика Джо сироты, нищего, который никогда не спал в теплой постели, не ел досыта, не знал родительской ласки.
Фигуры детей в романах и повестях Диккенса всегда изображены с особой грустной нежностью. их беспомощность в столкновении со злом несправедливого общества, их трогательная ранняя «зрелость», обусловлена ранними страданиями, - все это вызывает не только сочувствие к ним, но и протест против мира, где дети лишены детства, а их искренность и чистота вянут, как цветы от дыхания мороза. Именно в детях, подростках находит Диккенс естественную, неискаженную духовную красоту, те лучшие черты, блекнут, мельчают или умирают во взрослом человеке, вынужденном приспосабливаться в обществе лицемерной морали и фальшивых ценностей.
Диккенс умел изображать детей и подростков не только сентиментально, но и весело, с юмором. Такие, например, забавные герои, как маленький «мистер» Бейли-младший, мальчик на побегушках в пансионе миссис Тоджерс («Жизнь и приключения Мартина Чезлвита») или безотцовщины Хлюп, некрасивый и неуклюжий, но с золотыми руками и золотым сердцем («Наш общий друг ») вызывают смех, в котором, впрочем, скрывается грусть и сочувствие.
Добро может жить и во взрослых людях, но тогда они часто становятся чужими в обществе, «чудаками», из которых издеваются и смеются. Бескорыстные и честные, с уязвимым совестью и искренней натуре, они часто попадают под колеса бездушной, механической цивилизации или прозябают на мрачной периферии существования, в темных дебрях крупных городов.
Сколько их, этих чудаков, живет на страницах Диккенсових произведений! Отчужденные, одинокие, они действительно имеют какие-то странные привычки, бывают забавные, вызывают жалость. Однако через оте странность в них всегда сквозит подлинная человечность, они всегда могут поделиться с голодным куском хлеба, с обездоленным - теплом своего сердца, как Том Панч («Жизнь и приключения Мартина Чезлвита»), как Дженни Рен - кукольная портниха («Наш общий друг »), как художница JIa-Криви (« Жизнь и приключения Николаса Никклби ») и многие другие. Все эти персонажи откладываются в нашей памяти с редкой выразительностью и яркостью, кажутся реальными, зримее, чем множество людей, с которыми нас в жизни сводила судьба.
Некоторые произведения писателя погружены в, казалось бы, вполне конкретную атмосферу современной ему эпохи, посвященные проблемам, которые были тогда актуальными и волнующими, а теперь стали чуждыми для нас, приобрели новое современное звучание. Внимательный и заинтересованный исследователь и художник жизни, Диккенс не мог не заметить тенденций общества, в котором он жил. Как Гоголь в «Петербургских повестях», как позже Сухово-Кобылин в своей знаменитой драматургической трилогии, Диккенс задолго до Кафки с его «Процессом» и «Замком» показал действие законов тотального отчуждения человека от плодов его физической и умственной работы, от созданной ней государства, его институтов и законов («Холодный дом», «Маленькая Доррит»). Картины функционирования бюрократических учреждений Канцлерского суда или Министерства болтовни, которые писатель изображает в названных романах, вырастают в сатирические образы такой силы обобщения, они и в наше время не теряют своего критического пафоса, своей силы художественного разоблачения ^ Оказалось, что древние художественные наблюдения писателя над людьми и миром, кроме очень конкретного содержания, имеют еще и универсальное значение. Они обращаются к нам, поражают возможности в древнем узнавать такое, что волнует сегодняшнего читателя. И это делает прозу Диккенса не только интересной, но и поучительной.
Если какие-то нарисованы словом или кистью портреты вдруг ожили и поднялись со страниц книги или вышли из своих рам, то это было бы то же чудо, которое происходит с персонажами - центральными и второстепенными - в произведениях Диккенса. Особенностью его героев является то, что они часто развиваются при повествования, будто мастер добавляет к своему рисунку новые штрихи и мазки, новые мелкие, но важные детали. От этого каждый из них становится выразительным, объемным, приобретает большую живости. То, как персонаж произведения движется, жестикулирует, смотрит или говорит, как он одет или какую имеет прическу и т.д., - все помогает писателю создать его характер, передать особенности характера, внутреннюю самобытность. Вспомним образы хотя бы одного романа Диккенса «Домби и сын». Здесь выразительные не только портреты центральных персонажей - строгого владельца Домби-отца, его второй жены ледовой красавицы Эдит, его управляющего - фальшивого и коварного Каркера или смешного чудака капитана Катля с железным крючком вместо потерянной в битве руки и золотым сердцем. И совсем незначительные такие эпизодические персонажи, как миссис Миф - маленькая служанка в церкви во время свадьбы мистера Домби и Эдит Грейнджер, или кузен Финикс, прибывший на свадьбу из-за границы и никакой существенной роли в романе не играет, или влюблен в Флоренс простодушный молодой мистер Тутс и его подозрительный друг по кличке Петух, или ... Этот перечень можно продолжать. Ведь каждый персонаж изображен удивительно ясно, познавательных, как человеческий тип, и неповторимо, как каждая человеческая индивидуальность. происходят события, но и их активные участники, которые якобы наделены чисто человеческими качествами, чувствами, страстями. Показать немногочисленных жилищ, мебель, бытовые вещи приобретают черты своих владельцев, впитывают их радости и горе. Они словно становятся действующими лицами драм и трагедий, которые разворачиваются во всех этих комнатах, каморках, пансионах, магазинчиках, конторах, постоялых дворах или в роскошных холодных дворцах.
В каждом своем произведении писатель изображает выразительные, обязательно эмоционально окрашенные пейзажи. Он создает живописные картины больших и малых городов, изображает сельские ландшафты, пути-дороги, по которым зимой сквозь снег и холод, а летом под невыносимой жарой идут его герои. Однако прежде он - художник Лондона, этой огромной имперской столицы, топографию которой он знал, пожалуй, как никто другой. Изображение его глухих темных дворов и таинственных переходов, капризного сеть улиц и улочек, переулков, площадей и пустырей, монументальных официальных зданий и жалких хибарок, где ютится беднота, - все это удивительно полна экспрессией. Дома и улицы имеют не только собственное неповторимое лицо, но и свой характер. И в этом английский классик - один из первых и самых известных май-встретил-урбанистов в литературе - прямой предшественник Достоевского с его картинами мрачного и зловещего Петербурга.
Вот пейзажи, увиденные глазами растерянной, смущенной человека, потерпела крах своих надежд и пытается догнать навек утрачено. «Длинные пути, тянулись к горизонту, который все время отодвигался и был недосягаем; плохо вибруковани города на холмах и долинах, где в темных дверях и плохо застекленных окнах появлялись чьи-то лица и где на длинных, узких улицах забрызганы грязью коровы и быки , которые выставили рядами на продажу, кололись рогами, ревели и получали удары палкой, которая могла проломить им голову; мосты, распятия, церкви, почтовые станции, свежие лошади, которых запрягали против их воли, и лошади последнего перегона взмыленные, стоящих грустно опустив голову, у входа в конюшню, маленькие кладбище с черными покосившимися крестами на могилах и увядшими венками цветов на них, и снова длинные дороги, которые тянутся вверх и под гору к неверного горизонта; утро, юг и запад солнца ; ночь и восход молодого месяца »(« Домби и сын », раздел« Роб Точильщик теряет место »).
Загрузка...