Только рожденный украинское движение, потерпевшего жестокий удар от разгрома в 1847 г. Кирилло-Мефодиевского общества, обнаружил новые признаки жизни после смерти в 1855 г. архиконсервативные
Николая 1. Освобождены из ссылки Николай Костомаров, Василий Белозерский и, впоследствии, Тарас Шевченко съехались в Петербург, где к ним присоединился Пантелеймон Кулиш. Эти пионеры украинского движения (некоторые из них заняли ответственные должности, например, Костомаров стал известным профессором истории) сплотили вокруг себя более десятка молодых украинских, образовав в столице империи так называемую общину. Аналогичные общества украинской интеллигенции к концу века служить тиглями украинского движения.
Первоочередной заботой этой группы было улучшение судьбы украинских и особенно крестьянства. Все, за исключением Шевченко, сошлись на том, что в своей деятельности общество должно быть аполитичной и сосредоточиться на просвете масс. Кост Омаров и Кулиш упорно выступали за ограничение деятельности только областью культуры, избегая всякого радикализма, вызвавший гнева властей.
С целью распространения своих взглядов в 1861 г. петербургская группа с большим трудом получила разрешение на публикацию первого в Российской империи украинского журнала, который получил название «Основа». Его основателями были два богатых украинских
Василий Тарнавский и Григорий Галаган. В течение своей короткой 22-месячного существования «Основа» выступала средством общения и будителем национального сознания украинской интеллигенции, разбросанной по всей империи.
Обновление активности украинских благосклонно встретила русская интеллигенция столицы. Тамошние газеты печатали украинской статьи и вообще поддерживали развитие украинской культуры. На публичных чтениях часто появлялся Шевченко вместе с такими гигантами русской литературы, как Иван Тургенев и Федор Достоевский. Есть свидетельства, что российская публика принимала Шевченко теплее, чем Достоевского. Тургенев перевел на русский язык полны отчаяния рассказы Марко Вовчка о крепостничества на Украине, а влияние этих рассказов на российского читателя был подобен, что оказало «Хижина дяди Тома» писательницы Гарриет БичерСтоу на американцев. Вообще представители как украинской, так и русской интеллигенции были убеждены в том, что работают вместе на благо народа.
Время новое поколение сторонников украинства в Киеве, состоявшее преимущественно из студентов, также создало общество. Киевляне, которых насчитывалось несколько сотен, сосредоточили усилия на развитии сети воскресных школ для неграмотного крестьянства. В период между 1859 и 1862 годах они открыли на Киевщине несколько школ, в которых обучались сотни учеников. Однако с точки зрения дальнейшей перспективы важнейшая черта киевской общины состояла именно в том, что она привлекла новую категорию сторонников.
В начале 1860-х годов среди польской и неополяченными шляхты Правобережья выделилась группа студентов, совести которых мучилось осознанием того, что их класс веками угнетал крестьян, и которые решили сблизиться с народом. Эту группу во главе с Владимиром Антоновичем, пользовавшаяся украинском языке, украинские наряды и держалась украинских обычаев, называли хлопоманами.
Накануне польского восстания 1863 г. хлопоманы открыто порвали с польским обществом, провозгласив себя украинской, и вступили в киевской общины, погрузившись в дело просвещения крестьянства, их чувство долга перед народом отражал открытое письмо, направленное в одной московской газеты: «Как лица, пользующихся благами высшего образования, мы должны сосредоточить все наши усилия на том, чтобы обеспечить нашему народу возможность получить образование, осознать его собственные нужды и стать способными удовлетворить их. Словом, путем собственного внутреннего развития народ должен достичь уровня, на который он законно заслуживает».
В ответ на обвинения поляков в предательстве Антонович, потомок древней семьи неополяченными украинской шляхты, опубликовал в «Основе» свою знаменитую «Исповедь». В ней он доказывал, что дворяне Правобережья имели две возможности: либо «вернуться» к украинскому народу и, самоотверженно работая на его благо, пытаться компенсировать ему обиды столетнего угнетения, или же остаться ненавистными паразитами, которым рано или поздно придется бежать в Польшу. Выбрав первую возможность, Антонович стал знаменитым историком Украины, пожизненным народников, выдающимся проводником украинского движения. Значительный вклад в украинскую дело сделали и такие товарищи, как Тадей Рыльский, Павел Житецкий, Борис Познанский и Константин Михальчук.
Воодушевленная примером киевлян, украинская интеллигенция Полтавы, Чернигова, Харькова и Одессы также учредила свои общины, расширяя сеть воскресных школ, пока их количество на Украину не приблизилась к сотне. Члены общин погружались в уже традиционные сферы этнографии, филологии и истории. Вроде хлопоманов они стали одеваться, как украинские крестьяне, соблюдать их обычаев, потреблять их пищу, общаться с ними по кабакам, петь их песни и - кроме своих жилищ - на украинском языке. Они развили культ казачества и носили красочный казацкую одежду. Причем объектом их идеализации были не казацкие гетманы ей старшины, а свободолюбивые запорожцы и гайдамаки, что, по их мнению, символизировали естественные стремления украинских масс. Во второй половине XIX в. это романтическое и лишено политической окраски сочетание идеализма, народничества и поклонение всему украинскому стало известным под названием украинофильства.
Но даже робкая и умеренная деятельность украинофилов вызывала подозрения. В 1863 г., в разгар восстания поляков и особо большой подозрительности ко всему нерусского, правительство и даже русская интеллигенция пришли к выводу, что для России потенциально смертельную угрозу представляет украинское движение, и выступили против украинофилов. Царские чиновники доказывали, что воскресные школы - это, по сути, зловещая заговор с целью пропаганды среди крестьянства украинского сепаратизма. Такие безобидные вещи, как ношение украинских вышитой рубашки или пение народных песен, трактовались как подрывная деятельность. Военный министр Дмитрий Милютин зашел так далеко, что предупреждал царя о намерениях хлопоманов будто образовать самостоятельное Украинское государство.
Владимир Антонович
Часть российской прессы во главе с такими ура-патриотическими газетами, как «Вестник Юго-Западной России», «Киевлянин» и «Московские ведомости», начала злобную кампанию против украинофилов и их попыток вроде подорвать Российское государство. Вскоре многие представители русской интеллигенции, еще вчера смотрели на украинофилов благосклонно как на сторонников невинного красочного регионализма, теперь стали видеть в них настоящую угрозу империи. Если многие россияне счи-жали украинское движение за польскую сговор с целью уменьшения их влияния на Правобережье, то поляки видели в нем маневр русских, направленный на ослабление польских позиций в этом регионе.
Украинский в свою очередь спешили заверить всех в своей лояльности. Антонович и 20 участников киевской общины опубликовали открытое письмо, уверяя российскую публику в том, что их целью «является лишь образование народа» и всякие «разговоры о сепаратизме является глупой шуткой, поскольку нам он не только бесполезен, но и бесполезный». Но эти заверения имели незначительные результаты. В июле 1863 г. министр внутренних дел Петр Валуев издал тайный циркуляр о запрете украинских научных, религиозных и особенно педагогических публикаций. Печать «малороссийским наречием» разрешалось только художественные произведения. Валуев заявил, что украинского языка «никогда не было, нет и быть не может». Вскоре после этого общества был распущен, перестала издаваться «Основа» (скорее, однако, из-за отсутствия подписчиков, чем через репрессии), а ряд украинских деятелей сослали в отдаленные части империи.
Почти целое десятилетие украинофилов заставили выжидать своего времени. В начале 1870-х годов ксенофобия 1863 начала рассеиваться, цензура-ослабевать, а киевляне - постепенно восстанавливать свою деятельность. Антонович (теперь уже профессор Киевского университета) со своими коллегами и при поддержке таких талантливых помощников, как Михаил Драгоманов, Александр Русов, Николай Зибер и Сергей Подолинский, тайно создали «Старую громаду», получившей такое название, чтобы отличить ее старших и опытных членов (их насчитывалось около 70) от новых общин, также появлялись и состояли из студентов. Украинофилы вновь сосредоточились на неполитической дея тельности.
Деятельность эта значительно расширилась с образованием в 1873 г. в Киеве отделение Русского географического общества. Украинофилы массово записывались в эту полуофициальную организацию и фактически овладели ею. Под ее прикрытием они начали выдавать архивные материалы, основали музей и библиотеку, собирали украинские документы. В 1875 г. «Старое общество» приобрела российскую газету «Киевский Телеграф», превратив ее в орган, который освещал события в украинской перспективе.
Однако запрет украинских изданий оставалась большим препятствием развитию национальной культуры. Чтобы обойти эти ограничения. Кулиш, Конисский, Драгоманов и другие установили контакты с украинским в Галичине, используя их украиноязычную прессу, и особенно газету «Правда», для распространения взглядов, запрещенных в России. В 1873 г. с помощью аристократки Елизавета Скоропадской-Милорадович и сахарного барона Василия Симиренко они начали и финансировали создание во Львове Литературного общества им. Т. Г. Шевченко, который через несколько десятилетий (уже под названием «Научное общество им. Т. Г. Шевченко») стало неофициальной украинской академией наук.
Но прошло немного времени, как на украинофилов упали новые подозрения. Как это часто случается, самые ожесточенные враги украинской находились в украинских же среде. В мае 1875 г. бывший член киевской громады, богач и консерватор Михаил Юзефович направил в Петербург петицию, в которой утверждал, что украинофилы превратились в подрывную организацию и ведут среди крестьян пропаганду независимости Украины. В довершение доносчик добавил, что украинофилы распространяют антироссийскую агитацию в Галичине и что все их движение - не что иное, как австро-немецкий заговор. Реакцию правительства нетрудно было предвидеть.